Владислав Унжаков

Необычный случай произошел у Карпова в поединке с Гатой Камским в Элисте. Анализируя отложенную позицию в половине третьего ночи, он в одном из вариантов натолкнулся на трудное ладейное окончание. Теория его хорошо разработана, но под рукой не было справочника.

К трем часам ночи Карпов дозвонился до одного своего приятеля в Москве. Тот был в отъезде, но его жена разыскала на книжной полке необходимый том. Пришлось бедной девушке глубокой ночью изучать ладейный эндшпиль. При этом анализ затруднялся тем, что ладью от пешки она отличала довольно слабо. Все же к четырем утра новоиспеченная шахматистка во всем разобралась и пометила в книге соответствующие страницы. К пяти часам скопировала текст, а к шести — отправила его по факсу в Элисту. В результате партия была спасена!

Когда Фишер отказался отстаивать свой чемпионский титул, он автоматически перешел к Карпову. А через год два шахматные короли тайно встретились друг с другом в Японии и вели переговоры о возможном коммерческом матче. Узнав об этом из зарубежных источников, Александр Никитин, гостренер сборной СССР тех лет, как и положено, доложил по инстанциям. В результате секретные переговоры были сорваны и вопрос о поединке снят с повестки дня. Карпов разозлился на Никитина и приложил немало усилий, чтобы его уволили. А тот в свою очередь поклялся отомстить Карпову и начал тренировать юного Каспарова, ставшего его знаменем в борьбе против 12-го чемпиона. В 1985 году месть состоялась.

«Я знаю трех Фишеров, — признался когда-то Александр Котов. — Фишер № 1 — славный парень, с которым приятно иметь дело. Он съедает два бифштекса и выпивает семь крепких коктейлей. Тактичный, общительный, остроумный.

Фишер № 2 — грозная и неумолимая сила. Он перегибается через стол, нависает над вашими фигурами, глаза его горят. Ощущение такое, будто перед вами колдующий шаман, священник, произносящий молитву.

Фишер № 3 — странный, загадочный, необъяснимый. Он обожает деньги и вместе с тем презирает их».

— Хэллоу, Бобби, — позвонил Никсон Фишеру сразу после завершения его матча со Спасским. — Поздравляю вас с победой в Рейкьявике!

— Короче. Я устал, — ответил Фишер.

— Это большой день для Америки, Роберт.

— Для меня еще больший: я сегодня положил в карман 150 тысяч долларов.

— Знаете, Бобби, когда я учился в колледже, я едва не попал в шахматную команду.

— И вы специально звоните, чтобы рассказать мне эту хохму?

— Я хотел пригласить вас на торжественный обед в Белый дом.

— И сколько вы мне за это заплатите?

— Что вы, Бобби! Ведь на приеме будут присутствовать члены кабинета, верховного суда и наши ведущие политики.

— Так и быть, я приду, но при условии, что вы пришлете за мной самолет в Исландию. Кроме того, вам придется предоставить в мое распоряжение лимузин, отдельный теннисный корт и десять секретных сотрудников, чтобы меня не доставала пресса.

— Я прикажу это сделать, Бобби.

— И никаких разговоров за столом, пока я ем.

— Это непросто, Бобби. Дать обед в Белом доме и не поговорить?

— Это ваши проблемы. Если я услышу малейший шум, я немедленно покину помещение.

— Как изволите, Роберт. Ведь этот обед устраивается в вашу честь.

— Вот и хорошо. Но я захвачу с собой собственное кресло, поскольку не рискую есть, сидя на незнакомом стуле. И само собой, свет не должен быть ярким. Если источник света будет чересчур резким, я даже не приступлю к еде.

— Я вас понимаю, Бобби. Хотел бы только добавить, как мы все горды за вас. Вы — достойный пример для американской молодежи.

Тут же президент позвонил в службу безопасности Ричарду Хеллу:

— Дик, я посылаю свой самолет в Исландию за Бобби Фишером. Сделайте мне одолжение: как только Фишер появится на борту, организуйте похищение самолета на Кубу...

Роберт Фишер всегда требовал абсолютной тишины в зале и болезненно реагировал на малейший шорох. В одной из партий поединка со Спасским за корону он внезапно оторвал взгляд от доски и недовольно крикнул:

— Девочка в двенадцатом ряду, немедленно прекрати сосать леденцы!

— Да я всего-то третий и взяла! — попыталась оправдаться юная исландская шахматистка Астрид.

— Не третий, а седьмой, маленькая лгунья, — возразил Фишер, — думаешь, я не считаю!

Найдорф всегда отличался элегантностью и безупречным вкусом, любил менять костюмы.

— Сколько же их у вас? — спросил его юный Фишер.

— Сто пятьдесят, — охотно ответил знаменитый гроссмейстер.

На Фишера эта цифра произвела впечатление, и с тех пор он тоже стал собирать костюмы. Прошло несколько лет, и при новой встрече с Мигелем американский чемпион похвастал:

— Ваш рекорд побит! В моем гардеробе уже сто пятьдесят семь костюмов!

— Браво, Бобби, — поздравил его Найдорф. — Но вы немного перестарались. — Я тогда пошутил, у меня было всего-то пять костюмов.

Иногда Фишер охотно отвечал на вопросы журналистов, высказывая оригинальное мнение о выдающихся игроках, подмечая их малозаметные привычки и особенности. Как-то его спросили о Леониде Штейне, и он сказал:

— Я был потрясен смертью этого блестящего гроссмейстера, который умер совсем молодым — ему не было и сорока. Штейн сам разрушил здоровье своим беспрерывным курением. Однажды я засек часы, наблюдая, как долго протянется его затяжка, — 31 секунду!

На шахматной олимпиаде в Варне Таль решил взять у Фишера интервью для рижского журнала «Шахматы», главным редактором которого он был. Они прогуливались по набережной, и бывший чемпион мира задавал будущему разные вопросы.

— Бобби, вам уже девятнадцать, не подумываете ли вы о женитьбе?

— Я как раз сейчас занят этой проблемой и не знаю, что делать, — доверительно сказал Фишер. — То ли купить подержанную машину, то ли жениться.

Фишеру не нравились американки — они слишком много времени проводят в парикмахерских, — а привлекали экзотические девушки из Тайваня и Гонконга. Подержанная машина стоила долларов семьсот, во столько же обошлись бы и дорожные расходы, если бы невесту в случае чего пришлось отправлять обратно домой. У Бобби действительно был трудный выбор...