В семидесятые годы, перед тем как Талю удалили почку, один шахматный журнал на всякий случай подготовил некролог экс-чемпиона мира. Когда все обошлось и Таль приехал в Москву, кто-то из редакции по простоте душевной показал ему текст.

— Я единственный человек, — гордился после этого случая гроссмейстер, — который читал свой некролог при жизни!

Однако Талю стоило немало сил превратить этот антигуманный поступок редакции в шутку. Он часто не выдерживал и возвращался к этой теме.

— Но кое-что в некрологе все-таки упустили, — заметил он однажды, — и я, слава богу, успел отредактировать. Наверное, стоило поставить подпись: «Исправленному верить. Михаил Таль».

В очередной раз Таль заговорил об этом неприятном случае с Варленом Стронгиным, с которым был дружен в те годы. И писатель, чтобы как-то смягчить обиду своего друга, рассказал ему о том, как Федор Шаляпин любил разыгрывать перед близкими собственную смерть и делал это весьма натурально. А когда те рыдали и падали в обморок, великий певец неожиданно воскресал, смеялся и объяснял, что теперь его настоящая кончина будет для них не так страшна.

— Но я не Шаляпин, — грустно улыбнулся Таль. — Зачем разыгрывать то, чего не избежать, ведь смертность у нас в стране пока еще стопроцентная. Впрочем, некролог может мне пригодиться, — добавил он. — Если меня задержит милиция (допустим, я приму немного лишнего), то покажу им бумагу. Раз меня нет на свете, то на кого же тогда составлять протокол? На нет и суда нет!

Однажды Михаил Ботвинник написал Салли письмо, в котором выразил озабоченность здоровьем ее мужа, и предложил им на время перебраться в Москву, чтобы Миша мог полечиться в столичной больнице. Прочитав письмо, Таль был серьезен лишь мгновение, а потом объяснил Салли суть послания:

— Я все понял! Патриарх просто влюбился в тебя и хочет перетащить в Москву. Но сама посуди: стоит ли менять одного экс-чемпиона мира на другого?!

Когда-то Таль был увлечен циркачкой-акробаткой, потом они расстались. И вот однажды девушка гастролировала с цирком в Сочи и перед очередным спектаклем решила немного поплескаться в море. Заплыв метров на двадцать, она вдруг заметила на берегу Таля, с которым не виделась много лет.

— Миша, я здесь! — крикнула она. — Иди ко мне! Таль обрадовался и ринулся навстречу циркачке. Но море в тот день штормило, и, сделав несколько шагов, Таль взмахнул руками и скрылся под водой. Девушка смертельно перепугалась и изо всех сил стала звать на помощь: «Быстрее сюда! Таль тонет!» Плавающие неподалеку мужчины нырнули поглубже и вмиг вытащили тонущего человека. Гроссмейстер немного хлебнул воды, но быстро пришел в себя. Случайные спасатели не поверили своим глазам: «Смотрите, и правда Таль...» Наконец он встретился взглядом со своей подругой и улыбнулся:

— Как я рад тебя видеть!

— Мишенька, милый, зачем же ты вошел в такое неспокойное море, если не умеешь плавать?

— Дорогая, но ты же позвала меня...

Немало было выдвинуто гипотез, почему Таль так неудачно провел с Ботвинником свой второй поединок, легко вернул ему корону. Однажды по этому поводу высказался и сам Таль.

— Тут есть две причины. Вот первая. Во время матча 1960 года мы с Ботвинником жили в одной гостинице — «Москва», и перед каждой партией мой секундант Александр Кобленц исполнял неаполитанские песни. Меня это, конечно, вдохновляло, а Ботвинника, наоборот, скорее размагничивало. И спустя год он отказался жить в «Москве», лишив меня важного козыря.

И вторая причина. К восьмой партии матча-реванша мне наконец удалось подобрать «счастливый» карандаш. Но, увы, выиграв ее, я забыл карандаш на столе. А когда явился на следующую партию, он бесследно исчез: подозреваю, что его унес кто-то из поклонников Михаила Моисеевича. Как видите, все объясняется очень просто.

В начале шестидесятых на одном турнире болельщики попросили Таля и Фишера дать им автографы. Фишер, как обычно, отказался, а Таль попал в кольцо любителей и стал раздавать автографы за двоих: сначала размашисто ставил подпись американца, которую здорово подделывал, а затем свою собственную.

— Зачем вы работаете за Фишера? — удивился кто-то из шахматистов, оказавшихся рядом.

— Видите ли, — ответил Таль, — я этого бедного парня обыграл уже три раза и поэтому имею полное право царапать его фамилию.