— Михаил Нехемьевич, какому предмету вы отдавали предпочтение в школе — алгебре или геометрии?

— Алгебраические задачи я решал почти мгновенно, — ответил собеседник, — а вот с геометрией отношения складывались драматически. Самое главное здесь — чертеж, а у меня, как я ни старался, всегда получалось, что катет длиннее гипотенузы!

— Как вы понимаете красоту шахмат?

— Для многих коллег эта красота заключается в торжестве логики, прекрасная партия — классическое здание с безупречными пропорциями. Я тоже не прочь добиться цели с помощью здравого смысла, но все же меня больше привлекает алогичность, иррациональность, абсурд. В общем, выражаясь математическим языком, мне дороже всего тот миг, когда на шахматной доске катет длиннее гипотенузы!

В семидесятые годы, перед тем как Талю удалили почку, один шахматный журнал на всякий случай подготовил некролог экс-чемпиона мира. Когда все обошлось и Таль приехал в Москву, кто-то из редакции по простоте душевной показал ему текст.

— Я единственный человек, — гордился после этого случая гроссмейстер, — который читал свой некролог при жизни!

Однако Талю стоило немало сил превратить этот антигуманный поступок редакции в шутку. Он часто не выдерживал и возвращался к этой теме.

— Но кое-что в некрологе все-таки упустили, — заметил он однажды, — и я, слава богу, успел отредактировать. Наверное, стоило поставить подпись: «Исправленному верить. Михаил Таль».

В очередной раз Таль заговорил об этом неприятном случае с Варленом Стронгиным, с которым был дружен в те годы. И писатель, чтобы как-то смягчить обиду своего друга, рассказал ему о том, как Федор Шаляпин любил разыгрывать перед близкими собственную смерть и делал это весьма натурально. А когда те рыдали и падали в обморок, великий певец неожиданно воскресал, смеялся и объяснял, что теперь его настоящая кончина будет для них не так страшна.

— Но я не Шаляпин, — грустно улыбнулся Таль. — Зачем разыгрывать то, чего не избежать, ведь смертность у нас в стране пока еще стопроцентная. Впрочем, некролог может мне пригодиться, — добавил он. — Если меня задержит милиция (допустим, я приму немного лишнего), то покажу им бумагу. Раз меня нет на свете, то на кого же тогда составлять протокол? На нет и суда нет!